"Мечты сбываются, когда забываются" ^_^
Пишет jensen-top:
04.09.2012 в 14:00
Предупреждение от модераторов
Читателям
В данной части имеется неграфическое упоминание о сексуальном насилии над Дженсеном.
Часть IV.
читать дальше
За шесть месяцев до этого.
Дженсен лежал на своей полке и разглядывал покрытый трещинами и плесенью потолок. Этот потолок он за все свое немалое время пребывания в федеральной тюрьме Южного города успел изучить так же хорошо, как и свое собственное, уже изрядно осунувшееся отражение в зеркале.
Когда в тот раз Миша предупреждал: "осторожнее, а не то влетит", он был уверен, что речь идет не о том, что влетит ему три года за решеткой. Ровно три года, мать его! Будь в этой ситуации не он сам, Дженсен бы оценил чувство юмора у злодейки-судьбы.
Государственные службы были гораздо оперативнее, чем он того ожидал. Эклз даже не успел собрать свои вещи: ровно полчаса с момента Джаредова звонка, и его уже скрутили и надели наручники. Единственное, что успокаивало Дженсена по дороге в тюрьму, так это то, что Миша на подходе. Он его вытащит, обязательно вытащит. И тот факт, что спустя полгода он все еще глазеет на этот хренов потолок означает только одно - Коллинз сам в беде.
Тот, кто никогда не сидел в тюрьме, не может даже и близко представить, что это такое. И дело даже не в ужасно медленном и тягучем, словно густой сироп, течении времени, не в монотонном и однообразном существовании, безвкусной еде или тесной камере. Все это было терпимо и почти не беспокоило Дженсена. В конце концов, бесконечно он здесь сидеть не может, и это всегда мигало красной лампочкой на подкорке, не давая Эклзу даже мысли допустить о том, чтобы впасть в отчаяние. Но были такие вещи, о которых Эклз и не подозревал до того, как очутился здесь.
Если мир вне этого федерального учреждения был миром правила и закона, пусть и весьма придурочного, по мнению самого Дженсена, то тюрьма была миром сплошной анархии. Все, что имело хоть какое-то значение или вес там, становилось совершенно неважным здесь.
В тюрьме не было "жен" и "мужей". В тюрьме всем было абсолютно плевать, кем ты был раньше, когда ты еще не сидел за решеткой. Каждый день был одним сплошным боем за звание "мужа", и едва ты хоть где-то покажешь свою слабину - тебе конец.
Охранники будто бы нарочно не вмешивались в разборки между заключенными, предоставляя им в этом плане полную свободу действий. Все должны были работать, есть, идти в камеру в положенное время и не перечить самим охранникам. Но на все творившееся зверства во время прогулок или отдыха они закрывали глаза. Хотел мира без "жен", Дженсен? Получи.
- Хэй, Эклз! - хриплым басом заскрежетали из камеры напротив. Дженсен против воли поежился. Здоровяк Пит, - ну что, готов к самым незабываемым минутам в своей жизни?
Эклз не ответил, а лишь прикрыл глаза, стараясь изо всех сил абстрагироваться от происходящего и не слышать этот лающий смех гиены.
Дженсен был силен, быстр, ловок, умен. Но все же этого не всегда было достаточно, тем более в тюрьме. Здесь на каждого сильного рано или поздно всегда найдется кто-то сильнее и тяжеловеснее.
Первые четыре месяца Дженсену удавалось не подпускать к себе никого. Он каждый день голыми руками вырывал себе статус сильного, статус того, с кем лучше не связываться. Но однажды из другой тюрьмы перевели новенького. Огромного мускулистого парня, по сравнению с которым даже Джаред выглядел совсем не внушительно. Здоровяк Пит, так его прозвали. Дженсен на знал, за что его посадили, но судя по пожизненному сроку, он совершил что-то действительно зверское.
- Ты моя сучка, Эклз! И будешь моей сучкой еще очень и очень долго! - смеялся Пит, гремя жестяной кружкой по решетке. Дженсен сжимал зубы и клялся про себя, что убьет Пита, обязательно убьет. За то, что он посмел с ним сделать, за то, что ему никогда уже не смыть.
Как бы он хотел навсегда стереть из своей памяти тот единственный раз, когда Питу удалось его избить до такого состояния, что Дженсен был не в силах что-либо сделать. Когда с него рванули штаны напару с нижним бельем и насухую трахнули.
- Можешь бегать сколько угодно, можешь пытаться отбиваться, но то, что случилось однажды, повторится и дважды, - распевал Пит своим хриплым скрежещущем голосом.
Эклз никогда прежде не чувствовал себя так. Беспомощно и бессильно. Он всегда был "мужем", а значить с ним никогда не могло произойти этого. Но здесь он чувствовал себя как в каком-то отвратительном кривом зазеркалье. Слышишь, Дженс? Ты ничего не можешь сделать.
- Моя сучка, Эклз, моя!
В такие моменты Дженсен думал о Джареде, и тогда его начинали одолевать слишком уж противоречивые чувства. Этот парень, по сути своей ребенок, совершив один лишь звонок, сделал так, что теперь Дженсен лежит тут, в холодной камере, слушая самый отвратительный на свете голос и осознавая что его трахнули, как гребанную шлюху. Самоуверенный, находящийся в плену собственных иллюзий, глупый Джаред, который совершенно ничего не знает о жизни, оказавшийся не в том месте и не в то время.
Дженсен не испытывал к нему ненависти. Он злился на Джареда, но почему-то не ненавидел, даже сейчас, лежа в этой камере. Эклз хотел сбить эту самоуверенную спесь с этого юнца, заставить слушать и слышать, заставить уважать и понимать, заставить сожалеть о содеянном и понести наказание. Дженсен желал мести, о да, он хотел заставить Джареда ощущать это: будто бы стены сходятся, а ты ничего не можешь сделать. Дженсен хотел преподать Падалеки урок, который тот запомнит на всю свою жизнь.
И все же... Почему-то Джаред за одну единственную встречу сумел что-то всколыхнуть в Дженсене. Он был дураком, импульсивным и зазнавшимся подростком, но он не был одной из тех фальшивок, которые окружали Эклза всю его сознательную жизнь. Живой и искренний. Пока что. Но уже начинающий принимать форму системы.
Глупый-глупый Джаред, этот мир - не игрушки. Пора платить по долгам.
"Ты как миленький станешь моей женушкой, Джаред".
- Совсем скоро я выйду, и тогда мы снова встретимся.
*****
- Эклз! На выход, живо!
Дженсен с трудом разлепил глаза и недоуменно уставился на охранника по ту сторону решетки.
- Что случилось?
- За тебя внесли залог, так что пошевеливайся.
Эклз облегченно выдохнул. Миша. А он уже начинал бояться, что ему и правда придется торчать здесь еще два с половиной года.
- Дженс, - Коллинз стоял у черной Импалы Эклза, которую он, видимо, только что забрал со штрафстоянки, - Неплохо выглядишь для отсидевшего шесть месяцев.
- Но уже не на 24, да? - слабо усмехнулся Дженсен, поглаживая капот своей машины. Как же он по ней скучал, - Ты долго. У тебя все в порядке?
- Теперь да, - проворчал Миша, усаживаясь на пассажирское место и пристегиваясь, - Ну и проблем ты мне подкинул, Дженс. Я же говорил тебе...
- Прости, мне жаль. Но теперь-то все улажено?
Коллинз вздохнул:
- Улажено.
- Отлично. Значит теперь я могу найти того, чьими стараниями мы пережили худшие шесть месяцев в нашей жизни.
Дженсен завел мотор и рванул с места, оставляя позади себя огромное облако пыли.
*****
Шесть месяцев спустя.
Джаред обвел опустевшим взглядом свою бывшую комнату, подавляя в себе желание просто сесть на пол и завыть. Все вещи были собраны, и Падалеки как можно дольше тянул, чтобы не спускаться вниз. Когда он спустится, все закончится. Внизу стоит Дженсен, облокотившись о свою Импалу, внизу отец, нервно теребящий свою толстовку и готовый отпустить сына. Навсегда. Но Джаред не был готов, и ему казалось, что никогда не будет готов, даже через тысячу лет.
- Джаред, ты скоро?
Падалеки не ответил. Он решил, что пусть его хоть пытают раскаленными щипцами, но он не ответит ему, он не скажет Дженсену ни слова более. Потом они распишутся, он скажет свое "да" при свидетелях, и снова замолчит.
- Джей, поехали, - раздалось за спиной. Боже, а сколько жалости-то вдруг в голосе!
Джаред прошел мимо, нарочно задевая Эклза плечом, даже не глядя в сторону будущего супруга.
- Сынок, - едва Джаред спустился, как его стиснули в крепких объятиях, - Я знаю, какого тебе сейчас. И все же... Помни, что я тебе тогда сказал. Будь счастлив.
Счастлив? Джаред кисло улыбнулся:
- Я люблю тебя, пап.
- Я позабочусь о вашем сыне, мистер Падалеки. Можете быть уверены, с ним все будет хорошо.
- Да, - растерянно ответил отец Джареда, наблюдая, как они уходят, - Я надеюсь...
URL комментарияЧитателям
В данной части имеется неграфическое упоминание о сексуальном насилии над Дженсеном.
Часть IV.
читать дальше
За шесть месяцев до этого.
Дженсен лежал на своей полке и разглядывал покрытый трещинами и плесенью потолок. Этот потолок он за все свое немалое время пребывания в федеральной тюрьме Южного города успел изучить так же хорошо, как и свое собственное, уже изрядно осунувшееся отражение в зеркале.
Когда в тот раз Миша предупреждал: "осторожнее, а не то влетит", он был уверен, что речь идет не о том, что влетит ему три года за решеткой. Ровно три года, мать его! Будь в этой ситуации не он сам, Дженсен бы оценил чувство юмора у злодейки-судьбы.
Государственные службы были гораздо оперативнее, чем он того ожидал. Эклз даже не успел собрать свои вещи: ровно полчаса с момента Джаредова звонка, и его уже скрутили и надели наручники. Единственное, что успокаивало Дженсена по дороге в тюрьму, так это то, что Миша на подходе. Он его вытащит, обязательно вытащит. И тот факт, что спустя полгода он все еще глазеет на этот хренов потолок означает только одно - Коллинз сам в беде.
Тот, кто никогда не сидел в тюрьме, не может даже и близко представить, что это такое. И дело даже не в ужасно медленном и тягучем, словно густой сироп, течении времени, не в монотонном и однообразном существовании, безвкусной еде или тесной камере. Все это было терпимо и почти не беспокоило Дженсена. В конце концов, бесконечно он здесь сидеть не может, и это всегда мигало красной лампочкой на подкорке, не давая Эклзу даже мысли допустить о том, чтобы впасть в отчаяние. Но были такие вещи, о которых Эклз и не подозревал до того, как очутился здесь.
Если мир вне этого федерального учреждения был миром правила и закона, пусть и весьма придурочного, по мнению самого Дженсена, то тюрьма была миром сплошной анархии. Все, что имело хоть какое-то значение или вес там, становилось совершенно неважным здесь.
В тюрьме не было "жен" и "мужей". В тюрьме всем было абсолютно плевать, кем ты был раньше, когда ты еще не сидел за решеткой. Каждый день был одним сплошным боем за звание "мужа", и едва ты хоть где-то покажешь свою слабину - тебе конец.
Охранники будто бы нарочно не вмешивались в разборки между заключенными, предоставляя им в этом плане полную свободу действий. Все должны были работать, есть, идти в камеру в положенное время и не перечить самим охранникам. Но на все творившееся зверства во время прогулок или отдыха они закрывали глаза. Хотел мира без "жен", Дженсен? Получи.
- Хэй, Эклз! - хриплым басом заскрежетали из камеры напротив. Дженсен против воли поежился. Здоровяк Пит, - ну что, готов к самым незабываемым минутам в своей жизни?
Эклз не ответил, а лишь прикрыл глаза, стараясь изо всех сил абстрагироваться от происходящего и не слышать этот лающий смех гиены.
Дженсен был силен, быстр, ловок, умен. Но все же этого не всегда было достаточно, тем более в тюрьме. Здесь на каждого сильного рано или поздно всегда найдется кто-то сильнее и тяжеловеснее.
Первые четыре месяца Дженсену удавалось не подпускать к себе никого. Он каждый день голыми руками вырывал себе статус сильного, статус того, с кем лучше не связываться. Но однажды из другой тюрьмы перевели новенького. Огромного мускулистого парня, по сравнению с которым даже Джаред выглядел совсем не внушительно. Здоровяк Пит, так его прозвали. Дженсен на знал, за что его посадили, но судя по пожизненному сроку, он совершил что-то действительно зверское.
- Ты моя сучка, Эклз! И будешь моей сучкой еще очень и очень долго! - смеялся Пит, гремя жестяной кружкой по решетке. Дженсен сжимал зубы и клялся про себя, что убьет Пита, обязательно убьет. За то, что он посмел с ним сделать, за то, что ему никогда уже не смыть.
Как бы он хотел навсегда стереть из своей памяти тот единственный раз, когда Питу удалось его избить до такого состояния, что Дженсен был не в силах что-либо сделать. Когда с него рванули штаны напару с нижним бельем и насухую трахнули.
- Можешь бегать сколько угодно, можешь пытаться отбиваться, но то, что случилось однажды, повторится и дважды, - распевал Пит своим хриплым скрежещущем голосом.
Эклз никогда прежде не чувствовал себя так. Беспомощно и бессильно. Он всегда был "мужем", а значить с ним никогда не могло произойти этого. Но здесь он чувствовал себя как в каком-то отвратительном кривом зазеркалье. Слышишь, Дженс? Ты ничего не можешь сделать.
- Моя сучка, Эклз, моя!
В такие моменты Дженсен думал о Джареде, и тогда его начинали одолевать слишком уж противоречивые чувства. Этот парень, по сути своей ребенок, совершив один лишь звонок, сделал так, что теперь Дженсен лежит тут, в холодной камере, слушая самый отвратительный на свете голос и осознавая что его трахнули, как гребанную шлюху. Самоуверенный, находящийся в плену собственных иллюзий, глупый Джаред, который совершенно ничего не знает о жизни, оказавшийся не в том месте и не в то время.
Дженсен не испытывал к нему ненависти. Он злился на Джареда, но почему-то не ненавидел, даже сейчас, лежа в этой камере. Эклз хотел сбить эту самоуверенную спесь с этого юнца, заставить слушать и слышать, заставить уважать и понимать, заставить сожалеть о содеянном и понести наказание. Дженсен желал мести, о да, он хотел заставить Джареда ощущать это: будто бы стены сходятся, а ты ничего не можешь сделать. Дженсен хотел преподать Падалеки урок, который тот запомнит на всю свою жизнь.
И все же... Почему-то Джаред за одну единственную встречу сумел что-то всколыхнуть в Дженсене. Он был дураком, импульсивным и зазнавшимся подростком, но он не был одной из тех фальшивок, которые окружали Эклза всю его сознательную жизнь. Живой и искренний. Пока что. Но уже начинающий принимать форму системы.
Глупый-глупый Джаред, этот мир - не игрушки. Пора платить по долгам.
"Ты как миленький станешь моей женушкой, Джаред".
- Совсем скоро я выйду, и тогда мы снова встретимся.
*****
- Эклз! На выход, живо!
Дженсен с трудом разлепил глаза и недоуменно уставился на охранника по ту сторону решетки.
- Что случилось?
- За тебя внесли залог, так что пошевеливайся.
Эклз облегченно выдохнул. Миша. А он уже начинал бояться, что ему и правда придется торчать здесь еще два с половиной года.
- Дженс, - Коллинз стоял у черной Импалы Эклза, которую он, видимо, только что забрал со штрафстоянки, - Неплохо выглядишь для отсидевшего шесть месяцев.
- Но уже не на 24, да? - слабо усмехнулся Дженсен, поглаживая капот своей машины. Как же он по ней скучал, - Ты долго. У тебя все в порядке?
- Теперь да, - проворчал Миша, усаживаясь на пассажирское место и пристегиваясь, - Ну и проблем ты мне подкинул, Дженс. Я же говорил тебе...
- Прости, мне жаль. Но теперь-то все улажено?
Коллинз вздохнул:
- Улажено.
- Отлично. Значит теперь я могу найти того, чьими стараниями мы пережили худшие шесть месяцев в нашей жизни.
Дженсен завел мотор и рванул с места, оставляя позади себя огромное облако пыли.
*****
Шесть месяцев спустя.
Джаред обвел опустевшим взглядом свою бывшую комнату, подавляя в себе желание просто сесть на пол и завыть. Все вещи были собраны, и Падалеки как можно дольше тянул, чтобы не спускаться вниз. Когда он спустится, все закончится. Внизу стоит Дженсен, облокотившись о свою Импалу, внизу отец, нервно теребящий свою толстовку и готовый отпустить сына. Навсегда. Но Джаред не был готов, и ему казалось, что никогда не будет готов, даже через тысячу лет.
- Джаред, ты скоро?
Падалеки не ответил. Он решил, что пусть его хоть пытают раскаленными щипцами, но он не ответит ему, он не скажет Дженсену ни слова более. Потом они распишутся, он скажет свое "да" при свидетелях, и снова замолчит.
- Джей, поехали, - раздалось за спиной. Боже, а сколько жалости-то вдруг в голосе!
Джаред прошел мимо, нарочно задевая Эклза плечом, даже не глядя в сторону будущего супруга.
- Сынок, - едва Джаред спустился, как его стиснули в крепких объятиях, - Я знаю, какого тебе сейчас. И все же... Помни, что я тебе тогда сказал. Будь счастлив.
Счастлив? Джаред кисло улыбнулся:
- Я люблю тебя, пап.
- Я позабочусь о вашем сыне, мистер Падалеки. Можете быть уверены, с ним все будет хорошо.
- Да, - растерянно ответил отец Джареда, наблюдая, как они уходят, - Я надеюсь...